Обычаи и поверья казахов

Обычаи и поверья казахов

 В прошлом, если надвигалась засуха, то на открытом месте, обычно у реки, озера или родника совершался старинный обряд "тасаттык", с жертвоприношением и угощением, для чего собирали с каждого хозяина деньги или муку. Жертвенное животное, также приобретенное в складчину, резали над водой, прося бога ниспослать дождь. Бывали случаи, когда тасаттык совпадал с дождем. Тогда духовенство использовало это в своих интересах, объясняя случившееся милостью бога. Некоторые обычаи и поверья казахов связаны с животными. Лошадей, овец, верблюдов они наделяли свойствами оберега — кие, и потому запрещалось бить их по голове, пинать ногами, тогда как таким почитанием не пользовались, например, крупный рогатый скот или, скажем, козы. Последних мог отстегать любой прохожий, якобы для изгнания вселившихся в них «злых духов». Истоки почитания животных восходят к древности и средневековью. Примером этому могут служить надгробные изваяния «койтас» (дословно «каменный баран».— У. Д.), встречающиеся в мангышлакских некрополях, глиняные фигурки баранов, коней, верблюдов, находимые при раскопках средневековых городов на юге Казахстана. Скотоводы, естественно, хорошо знали особенности домашних животных и по своему усмотрению регулировали время получения приплода. Обычно оно приурочивалось к наступлению тепла. Этим объясняется подвязывание войлочных фартуков—куйек баранам-производителям для исключения раннего покрытия маток и преждевременного ягнения.

 Подвязывание и снятие фартуков поручалось по древним поверьям казахов многодетным женщинам. Вполне серьезно предполагалось, что это содействует плодовитости овец, получению большего количества самок в их приплоде. Фартуки снимали с баранов обычно в конце сентября, в среду или четверг ночью, когда, как считалось, овцематки будут готовы к покрытию производителями. Казахи исповедовали ислам, однако степень религиозности различных групп степного населения Х1Х не была одинаковой. Наиболее скрупулезно мусульманство соблюдалось феодальной знатью, умело использовавшей его в своих интересах, а также в земледельческих селениях, городах, где располагались мечети, медресе и различные культовые сооружения. Большинству же казахов официальные догмы ислама были известны в самых общих чертах, ибо аульные муллы не кончали каких-либо духовных учебных заведений и весьма условно представляли основы магометанства, чтобы повлиять с должной отдачей на религиозность народа. Мало что давало, например, обучение, основанное на зубрежке корана и других религиозных книг у аульного муллы, пользовавшегося дурной славой думше — невежды. Отдавая ему детей на обучение за неимением других «ученых» людей в степи, родители соглашались на все. Иные прямо-таки лебезили перед ним: «Кость моего чада принадлежит мне, а мясо — тебе. Распоряжайся с ним по своему разумению, лишь бы он научился писать и читать». По этому поводу мы находим у Джамбула следующие строки:

Джамбул Джабаев — (каз. Жамбыл Жабаев, 1846—1945), казахский и советский поэт-акын, лауреат Сталинской премии второй степени.

 "Разве школа у муллы? Сгорбив плечи, ходит злынь,

 Из халата, как из торбы, ловит жертву глазом злым.

 В белой он чалме, урод, верблюдицей он ревет,

 Что же это за урок?

 Слово к сердцу не идет. Школа горькая, прощай!

 Мне во сне явилась песня, сердце, песней закипай!

 Мой отец! К мулле насильно

 Ты идти не заставляй!"

 Это было первым стихотворением 10-летнего Джамбула, будущего великана казахской поэзии. За учебу платили натурой, мулла мог бить детей розгами, наказывать любыми другими средствами. Ученики обязаны были, помимо прочего, отрабатывать еще и в его личном хозяйстве, на дому. Хотя ислам начал проникать в казахские степи давно, начиная примерно с IX — X веков, среди народа, унаследовавшего от своих предков широкий круг представлений, вытекающих из преклонения перед силами природы, он смог пустить свои корни значительно позже, благодаря стараниям мулл, ишанов и ходжей. Ч. Валиханов считал, что ислам у казахов тесно переплетается с многочисленными пережитками домусульманских верований. Казахи верили и в заклинания баксы — шамана, и в проповеди ишана, которые одинаково усердствовали в восхвалении аллаха, поклонялись местам, связанным с именами мусульманских святых, их могилам — с одной стороны, камням, деревьям, родникам, не имевшим никакого отношения к мусульманству,— с другой, устраивали около них моления и жертвоприношения при болезнях, бесплодии. Известно, что мусульманское духовенство никогда не пренебрегало использовать в своих интересах культовые объекты других религий, провозглашая погребенных в них людей «святыми», превращая их в молебные помещения, в мечети. Классическим примером этого является пещерный храм крестово-купольного типа, целиком вырубленный в массиве скалы, подземная мечеть Шакпак-Ата, что на Мангышлаке. Памятник явно домусульманский, который, очевидно, перестраивался в более поздние времена, но в ранний период его жизни под сводами главного зала, возможно, и разжигался костер — символ огнепоклонников. На такое прежнее назначение храма указывает и его название — «Шакпак» — кремень, огонь, «Ата»— святой, святое место. В обширных степях Казахстана все еще встречается великое множество таких «святых» мест.

 Есть немало древних насыпей, курганов, именуемых в народе «оба» (по всей вероятности, они были местами поклонения духам предков), объектов, связанных с древним культом природы — родников, деревьев, рощ. Почитание «вечного неба», унаследованное от древних тюрков, как пережиток прошлого среди отдельной части населения, сохраняется и поныне. Отождествляя его с аллахом, казах обращался всегда к "вечному небу", когда надо было посылать по чьему-то адресу проклятия или присягать на верность духам предков: "О, тенгри" - "О, вечное небо!". С зороастризмом, по-видимому, связана вера в очистительную силу огня. Оставляя весной зимовку, раскладывали обычно костры и прогоняли между ними скот, навьюченных верблюдов, чтобы «нечистая сила» не преследовала их на кочевьях; возвращаясь же поздней осенью на зимовку, окуривали ее дымом, чтобы прогнать «злых духов», якобы поселившихся летом. Согласно древним поверьям, огонь нельзя тушить водой, в огонь нельзя плевать, нельзя наступать на очаг, шагать через него. По обычаю, как только невеста переступала порог, мать жениха должна была предать огню ложку масла, после чего, нагрев свои ладони над огнем, водить ими по лицу суженой сына. Существовал ритуал изгнания «злого духа», когда огнем описывали круги над головой недомогавшего. Культ огня прослежен еще у жителей средневековых казахстанских городов. В их домах имелись специальные очаги — алтари для возжигания огня. Интересно, что культ огня сосуществовал с исламом. Куплеты бадика (бедiк), песен-бессмыслиц, исполнялись дуэтом у постели больного его сверстниками, если тот страдал от воспалительного заболевания кожи. При исполнении всех этих обрядов произносились имя аллаха, мольбы об исцелении, просьбы о счастье и благополучии потомству. Конкретными носителями пережитков таких явно домусульманских верований в старом ауле были баксы — шаманы, кумалакшы — гадальщики, козбайлаушы — колдуны. Баксы играл на кылкобызе, плясал под звуки дангры, асай-мусая, выкрикивая нечленораздельно и без того непонятные слова заклинания, создавая видимость «вселения» духа, доводя себя до исступления. При этом он мог бить недомогавшего, чтобы «выбить» из его тела «злого духа». Сеанс этот повторялся несколько дней и нередко заканчивался трагическим исходом.

 Как с мусульманством, так и домусульманскими верованиями переплетаются у казахов обряды почитания умерших. Здесь мы видим, как в борьбе за существование здоровая стихия народного мировоззрения выработала определенное отношение как к жизни, так и к небытию. То повышенное внимание, которое уделяли наши предки уходящему, было обращено не столько в прошлое, сколько в настоящее и грядущее. Культ предков, как культ старших, бытовавший в казахском ауле, связан прежде всего с морально-этическими и нравственными устоями. Он являлся для народа здоровой основой и залогом сохранения себя как этнического целого в пору трудных исторических потрясений и горьких испытаний. В этом аспекте затрагиваемый нами вопрос сыграл, безусловно, объективно прогрессивную роль. По установившейся традиции правую сторону юрты, где по обыкновению спят старики, всегда оставляли свободной. И если в семье кто-то умер, то покойника на смертном одре также укладывали на этой стороне. Умершего из дома выносили вперед ногами, этим подчеркивалось, что он покидаает его навсегда. Если хоронили состоятельного степняка, рядом с его юртой ставили вторую, траурную, застлав ее пол коврами, установив с правой стороны кровать, покрытую черным ковром, на которой тело покойника должно было оставаться до окончания церемониала прощания с усопшим. Обычно в такой юрте сидели мулла и старики, убитая горем жена с распущенными волосами. Дочери или сестры, накинув на плечи черные шали, оплакивали умершего, встречая скорбным напевом — жоктау всех, кто пришел почтить его память. Лица мужского пола в это время подпоясывались кушаками из темной ситцевой ткани и становились в ряд у юрты, соответственно возрасту, занимаемому в семейном клане положению, для встречи с теми, кто решил разделить горе утраты. Опираясь на посохи в знак скорби, они поочередно обнимались с каждым, обмениваясь траурными приветствиями, и заходили в юрту вместе с ними лишь на время чтения молитвы и произношения слов успокоения — жубату. Как бы ни ссорились, ни враждовали аулы, у «свежей могилы» забывались все обиды. В дни, овеянные дыханием смерти, никто не смел вспоминать размолвку. Родичи, друзья и сверстники покойного приезжали на похороны со своими юртами, убойным скотом, кумысом, поминальными лепешками, баурсаками, сладостями, ибо поминальный дастархан должен быть разостлан для всех, кто изъявит желание находиться в эти траурные дни вместе с родственниками умершего.

 У казахов тургайских степей бытовала старинная традиция водружать пику справа при входе в юрту, с одной стороны — как оберег благополучия жившей в ней семьи, с другой — как знак присутствия в доме мужчины. По-видимому, этот обычай в измененном виде заимствован казахами от своих предков: в древности мужчина вешал свой колчан перед юртой или повозкой приглянувшейся женщины и вступал с ней в интимную связь. А вот к юрте покойника с правой стороны полагалось прикрепить на острие пики траурное полотнище. «Это было самым большим знаком почитания покойного, знаком печали: траурный стяг, укрепленный на острие пики. Если бы Божей (имя покойника.— У. Д.) происходил из ханского рода,— писал Мухтар Ауэзов в романе «Путь Абая»,— то вывешено было бы знамя тюре — белое, голубое или полосатое. Если же умерший простого происхождения, то цвет знамени зависит от его возраста. Байдалы советовался об этом с Суюндуком, который славился как знаток старых обычаев. Суюндук ответил, что у тела молодого умершего вывешивается красное знамя, у старика — белое, а у человека среднего возраста, каким был Божей, знамя должно состоять из двух полос — черной и белой. Этот стяг, водруженный Байдалы с правой стороны траурной юрты на другой же день после смерти Божея, свидетельствовал о том, что память покойника будет почтена особо торжественно. Это обозначало, прежде всего, что почитание его памяти не прекратится в течение целого года, после чего будет устроен ас — поминальный пир. По другому старому обычаю, была совершена общая молитва, и к двери траурной юрты с противоположных сторон подвели двух коней и привязали к косяку. Один был огромный, жирный, темно-рыжий, с крутой шеей, другой — подтянутый, стройный, темно-серой масти. На рыжем коне Божей ездил зимой, темно-серого холил с начала этого лета. Увидев коней, напоминавших о живом, чтимом всеми Божее, толпа не выдержала: поднялся новый горький плач. Некоторые рыдали, опираясь на свои посохи, другие падали на колени и склонялись к земле. "О, несравненный мой! Лев мой! Родной мой!" — гудела толпа.

Кулыптас — представляет собой каменный столб и функционально применяется как вертикальная надгробная стела у изголовья. Истоки возведения кулыптасов можно искать в менгирах. Наиболее древние кулыптасы представляют собой вертикально поставленные столбы, зачастую необработанные.

 Байдалы пришел в себя раньше других. Он приблизился к темно-рыжему коню, привязанному у правого косяка. "О, бесценный жануар!" — обратился он к коню. "Умер твой хозяин, осиротел ты, несчастный!" И подойдя к нему, он отрезал его челку, потом захватил хвост и, хрустя ножом по конскому волосу, отрезал его вровень с коленами. Так же он подстриг и темно-серого коня. Потом оба меченых коня были отпущены в табун на отгул. За год отдыха они разжиреют, и тогда их забьют на поминках хозяина. Байдалы посмотрел вслед коням. У темно-серого — грива и хвост черные. Пусть он будет траурным конем. Во время кочевок он будет ходить под седлом хозяина, покрытым черным,— решил он. Здесь же, у траурного стяга, старейшины решили, какое количество скота и имущества следует выделить им на похороны». Поминки устраивались на седьмой и сороковой после смерти дни и через год, как в данном случае. А по наиболее почитаемым людям поминальные асы, где помимо угощения, организовывались скачки, борьба, устраивались и через четыре года, после чего траур снимался. Победителям скачки, борьбы «казахша курес» присуждались ценные призы. Например, для байги выделяли девять голов животных во главе с верблюдом, борцам — хорошего коня, шелковый халат с бориком (шапка с меховой опушкой). Своеобразен у казахов культ почитания памяти усопших. По древней традиции обычно ничто не должно напоминать о покойнике, преданном земле, и потому казах не утруждал себя сооружением надгробий на могилах. Мавзолеи, каменные стелы, надгробия, явившиеся материальным воплощением культа предков, возводились лишь на могилах мусульманских «святых», особо почитаемых в народе биев — старейшин родов, отличавшихся справедливостью, батыров, прославившихся воинской доблестью, акынов, певцов-импровизаторов, музыкантов-исполнителей, ставших любимцами публики. Однако, в связи с ростом классового расслоения казахского общества в более позднее время, главным образом, начиная с конца XVIII века мавзолеи, богато орнаментированные кулыптасы — стелы, кой-тасы — надгробные изваяния, кок-тасы — плитки стали устанавливаться и на могилах представителей власть имущих, феодальной знати и зажиточных степняков. Более состоятельные люди строили еще и сахану — фамильный склеп. В подземной части саханы, куда обычно вела лестница с низким проходным коридором, предусматривались, как правило, две камеры для погребения отдельно мужчины и женщины. В склепе покойного, облаченного в кебн (кебiн) — посмертное одеяние из белого полотна, как обычно, не закапывали в землю, а укладывали в камеру. При новом погребении останки предыдущего покойника соответствующего пола спускали в колодец, расположенный рядом.

Узбекали Джанибеков

Рождение ребенка Обычаи, связанные с рождением ребенка в казахской семье, имеют древние корни. Отдельные обычаи в несколько измененной форме сохранились до сих пор. После появления на свет ребенка бабушка и дедушка или самый старший из родственников нарекает ребенка именем. Раньше, как правило, это почетное задание возлагалось на муллу, так как появление на свет ребенка связывлось с религиозным понятием. Человек, нарекающий ребенка именем, наклонившись к ушам новорожденного, трижды произносит выбранное имя:

 - Твое имя ... !

 Учитывая разные поверья, понятия и пожелания, родители стремятся дать своему ребенку звучное, значимое имя. Родители, радуясь рождению сына могут назвать его именем «Куаныш», что означает «радость». Если ребенок рождается в дни айта, его могут назвать «Айтбаем» и т.д. Шилдехана - традиционный той в честь новорожденного. На этот праздник, как правило, собирается молодежь. Гости поздравляют родителей малыша и желают ребенку долгих лет жизни, говоря: «Счастья тебе, малыш. Долгих лет жизни тебе. Будь сыном не только своих родителей, но и Родины!» За дастарханом молодежь поет песни, играет на домбре. Все веселятся до утра, устраивают различные состязания. По древнему поверью, так гости отгоняли злых духов от ребенка и сторожили его. Иногда собравшиеся задерживались на два-три дня. Традиция проведения шилдеханы в несколько измененном виде сохранилась до сих пор.

 Через несколько дней после рождения ребенка родители устраивают праздник укладывания новорожденного в колыбель. Родственники со стороны матери ребенка или многодетная мать дарят родителям деревянную колыбель. Это символизирует желание видеть многодетной семью сегодняшнего малыша. Ритуал укладывания ребенка в колыбель поручается женщине, подарившей колыбель. Помахивая зажженной веточкой, женщина изгоняет злых духов и очищает от запахов колыбель. После этого она стелит маленькие подушки и одеяла. Укладывает ребенка в колыбель и пеленает его. Специально сшитыми лентами крепко прикрепляет ребенка в трех местах. Приговаривая свои пожелания, женщина накрывает колыбель одеялом. Затем накрывает шапаном, шубкой, чтобы ребенок стал сыном народа, вешает уздечку и плетку, чтобы стал хорошим наездником, прикрепляет тумар, чтобы не сглазили, привязывает когти беркута, чтобы имел зоркий глаз. В последующие дни ребенка укрывают только одеялом. Гости, пришедшие на праздник, бросают шашу: сладости, деньги, кольца и при этом произносят добрые пожелания.

 Когда ребенку исполняется 40 дней, то проводится своеобразный ритуал. Считается, что через 40 дней начинается новый период в жизни ребенка. В понятии казахского народа число сорок является одним из священных. Женщины, собравшиеся на этот ритуал, купают ребенка в тазике, на дно которого бросают монеты, кольца. Старшая из женщин поливает на ребенка 40 ложек воды, приговаривая при этом: «Пусть твои позвонки будут крепкими, пусть быстрее окрепнут твои ребра». Кольца и монеты берут себе в подарок женщины, принимавшие участие в этом ритуале. После купания стригут волосы и ногти ребенка. Волосы кладут в тряпочку и пришивают к плечу одежды малыша. Ногти ребенка принято заворачивать и закапывать в укромное место, где не ступает нога человека. В первую рубашку, которую малыш носил до сорока дней, заворачивают сладости, привязывают на шею собаки и пускают прочь. Дети, догнав собаку, отвязывают рубашку и делят между собой сладости. Ритуал празднования сорока дней со дня рождения малыша чаще всего отмечают вместе с праздником укладывания в колыбель.

 Резание пут - обряд, связанный с первыми шагами ребенка. Ножки малыша перевязывались полосатой веревкой. Обряд резания пут поручали человеку с красивой, твердой походкой, а также обладающему лучшими духовными качествами. Такой выбор делался с той целью, чтобы и ребенок имел такие же качества. В торжествнной обстановке выбранная женщина режит путы, приговаривая при этом:

 - Разрежу путы, сковывающие твое движение, и побежишь вперед своими ножками.

 После этого две женщины ведут ребенка вперед. Женщина, исполнившая обряд резания пут, получает достойный подарок. Радостный праздник топанья малыша продолжается веселым разговором, песней и пляской.

Атка мынгызу Атка мынгызу - посвящение в наездники. Издавна у казахского народа существовал своеобразный обряд - Атка мынгызу. Суть обряда - посвящение мальчика, достигшего 4-5 летнего возраста, в наездники. Для этого готовили из дерева атамай-ер - специальное детское седло. Переднюю и заднюю части атамай-ер делали повыше, с опорой, затем им седлали смирного жеребенка-трехлетку и сажали на него мальчика. Один из взрослых водил коня за поводья по всему аулу для того, чтобы мальчик поприветствовал всех старших по возрасту людей, аксакалов.

 Те, в свою очередь, благославляли и напутствовали его:

 - Стань хорошим наездником!

 - Найди свое место в жизни!

 - Будь достойным сыном своего края!

 В честь этого события устраивали небольшой праздник. Женщины бросали шашу (подарки, сладости). Дети постарше устраивали скачки на конях, играли в разные игры. Взрослые пили кумыс, ели угощения, затем расходились, благословив виновника торжества. Оседлав своего первого коня, мальчик по праву мог считаться мужчиной.

Токым кагу Токым кагу - той, посвященный первому отъезду мальчика из родительского дома. Научившись самостоятельно ездить верхом, мальчик впервые выезжает из родительского дома. По этому поводу его родители резали скот, устраивали той, который назывался «Токым кагу». Этот той устраивали в честь первого отъезда сына и его благополучного возвращения. Приглашали уважаемых людей почтенного возраста, которые выражали свои пожелания хозяину дома:

 - Счастливого пути твоему сыну!

 - Пусть вырастает настоящим мужчиной!

 - Благополучного ему возвращения!

 - Пусть удача сопутствует ему!

 Гости играли на домбре, пели песни, устраивали айтыс (состязание акынов), играли в разные игры, веселились.

Сундет той Сундет той - той, посвященный обряду обрезания. Этот обряд впервые появился в арабских странах, затем распространился по всем мусульманским народам. Обряд обрезания делают мальчику в 5-7 или 9-летнем возрасте, обычно весной или осенью. Сундет той считался важным и радостным событием в жизни мальчика. На праздник приглашали самых близких родственников и друзей. Устраивали различные состязания, игры. Мальчику, которому сделали обрезание, дарили подарки, сладости. Обряд обрезания считается долгом каждого мусульманина, является символом мусульманства.

Тилашар - той Когда ребенку исполнялось 7 лет, родители вели его в медресе или в школу. Это большое и радостное событие в жизни ребенка. В честь этого праздника его родители устраивали той. Приглашенные гости поздравляли родителей, желали удачи их ребенку, дарили подарки. Для этого случая резали барана, устраивали большое пиршество для гостей. Аксакалы давали свое благословение ребенку, впервые в своей жизни идущему на учебу:

 - Будь грамотным человеком!

 - Стань достойным представителем своего народа!

Жас санау Обычай определения возраста. Козы жасы (возраст ягненка) мальчику, которому исполнялось 10 лет, доверяли пасти ягнят. Поэтому этот возраст считали «возрастом ягненка». Козы жасы - первая ступень ребенка в труде, начало его самостоятельности. Кой жасы (возраст овцы) После 13 лет ему доверяли пасти уже не ягнят, а овец. Поэтому возраст от 13 до 20 лет считался «возрастом овцы». Пасти стадо овец и зимой, и летом - дело непростое. К тому же сохранение в целости скота требует значительной выдержки и выносливости. Жылкы жасы (возраст лошади) - приобретя навыки по выращиванию овец, пройдя достойно это испытание, юноша переходил в «возраст лошади». Трудное, но довольно интересное дело присмотра за лошадьми доверяли джигитам в возрасте от 25 до 40 лет. Поэтому этот возраст называли «возрастом лошади». Патша жасы (царский возраст) Сорокалетний возраст называли «возрастом царей», так как именно в этом возрасте некоторые начинали управлять народом, становились известными, приобретали славу, благодаря своей мудрости, мужеству и красноречию.

серия книг: "Сен бiлесiн бе?". Издательство "Аруна"